Поездка близилась к концу. Туристы освоились, стали чувствовать себя увереннее. И вот Париж. Завершение и венец путешествия. Бродили небольшими группами, скорее из-за привитого стадного инстинкта, чем из-за требований и инструкций руководителя.

Среди туристов был шахтер из небольшого провинциального городка. Под его руководством из гостиницы и отбыла группа в направлении Пляс Пигаль. О существовании этого района Парижа туристы узнали от тех, кто случайно там оказался вчера, возвращаясь после посещения французских семей. Видимо, специально, чтобы развратить высоконравственных советских туристов, одних завезли на Пляс Пигаль, других — в Булонский лес. Это стало основной темой обсуждения в группе. Впечатлений было много: там видели полуобнаженную девицу, развалившуюся на капоте своего автомобиля, там фотографии голых красоток в витринах. Для советских туристов это было необычно и безумно интересно. В общем, разговоров было много, и туристы отправились погружаться в разврат. Честно говоря, ни на что особое они и не рассчитывали, в душе-то боялись всего неизвестного. Но так. Хоть поглазеть.

До желаемого места добирались пешком. В метро без знания языка попробуй сориентируйся, с автобусами та же проблема, а на такси денег нет. Деньги, выданные государством, предназначались для другого.

Шли минут двадцать. Пришли. Никаких девок нет и в помине. Прошли вдоль каких-то витрин, фотографии и картинки в них оказались явно менее интересны, чем во вчерашних рассказах. Бродили около часа. Никаких ожидаемых впечатлений.

Наконец окликнула какая-то девица, стоявшая, как и представлялось в воображении, рядом со своей автомашиной.

Сложно объяснить, как устанавливается взаимопонимание при не то что языковом барьере, а через капитальную глухую языковую стену. Они — ни слова по-французски. Ей советских клиентов еще не приходилось, обслуживать и не придется. Первые богатые русские клиенты появятся в Париже лет через десять…

- Салют, — говорит девица, вернее, она говорит что-то явно большее, но советские граждане, не обремененные изучением иностранных языков, улавливают лишь первое слово.

- Привет, — отвечают они. При этом она говорит еще о чем-то, а они, окружив ее полукругом, растерянно стоят, не понимая, что же дальше.

Инициативу взял на себя шахтер. Выгреб из кармана все, что осталось от скромного валютного запаса, выдаваемого каждому советскому туристу при поездке за рубеж. А полагалось — тридцать рублей при поездке в капиталистическую страну. По официальному курсу это чуть больше тридцати долларов. Поскольку поездка заканчивалась и были накуплены подарки для всех родных и знакомых, денег уже ни у кого почти не осталось. Достал наш шахтер оставшиеся деньги и коллегам предложил:

- Скинемся, может, согласится?

Собрали сорок девять французских франков. По меркам туристов, сумма весьма значительная, почти десять долларов.

С удивлением посмотрела на эту сумму француженка.

- Тууу? — гудит она, и непонятно, как наши понимают, что ее интересует, все ли они собираются участвовать в мероприятии.

Шахтер кивает от имени всех своих менее решительных товарищей.

Можно ли верить туристам, но, по их словам, она почему-то согласилась. Интернационализм, видимо, проявила: ≪Пролетарии всех стран…≫. Дверь машины своей открыла, приглашая гостей. Но затормозил шахтер, деньги своим друзьям вернул. Позже объяснял, что пожалел денег на француженку. Серьезные деньги, целое состояние.

В гостиницу туристы вернулись гордые: они добились своего, взяли еще одну жизненную планку — они купили француженку. Раз она дала согласие, значит, они уже поимели все, чего желали, и, преисполненные гордости, разошлись по своим номерам спать попарно  в королевских кроватях: мужчина с мужчиной, женщина с женщиной; делиться  впечатлениями, и никакого секса, ни-ни!

А шахтер… Что шахтер? Шахтера после возвращения на Родину никто из туристов никогда уже больше не видел. Шахтер в костюме и галстуке, с офицерской выправкой, лидер в коллективе, вероятно, все же неплохо понимающий по-французски. В каждой туристической группе в те времена был такой человек…

Разные бывают люди. Одни всегда серьезны, веселые истории не для них. Им страшно показаться смешными. Другие вечно в разные истории влипают, балдеют от них и радостно живут ими.

Смешные истории если и происходят с серьезными людьми, то как наказание за их серьезность, с веселыми людьми удивительные истории происходят как награда за их стиль жизни.

Игорь и Сергей собрались на отдых. Выбор невелик. Во времена социализма можно было либо раз в два года и по большому блату съездить в братскую страну, либо раз в году поехать в один из молодежных лагерей ≪Спутник≫. То и другое только после соответствующего решения бюро райкома комсомола. На отдых отправляли после тщательного отбора лучших из лучших или своих из своих.

Друзья к лучшим не относились, относились к своим. В этот раз они собрались в Грузию. В молодежный лагерь: есть мясо, пить вино и знакомиться с девчонками. Звездные мальчики, предназначенные для этих самых девчонок, прикольные и за это любимые ими.

Впереди — вечнозеленые кипарисы, первое, на что обращают внимание, приехавшие из края ≪вечнозеленых помидоров≫.

Ничего не понимают в отдыхе те, кто едет на юг летом. Пожарятся на солнышке, побарахтаются с толпами таких же ≪чайников≫ в море и считают, что отдых удался. Да и бог с ними. Каждому — свое.

То ли дело поездка зимой или ранней весной!

Побывать в это время на юге, значит, обмануть природу, подарить себе вторую весну.

Вместо холода, слякоти, грязи, черных к концу зимы сугробов — зеленая травка, цветущие деревья, сухой и чистый асфальт. Вместо надоевших за долгую зиму ботинок — легкая обувь с дырочками.

Праздник. Праздник с надеждой на то, что когда вернешься домой, и там тоже увидишь первую травку, начало новой весны. Еще одной весны в твоей жизни. А после этого уже можно ждать короткого лета и надеяться, что оно будет.

Наши друзья знали толк в путешествиях, они летели зимой. Сели в самолет, огляделись по сторонам. Отпуск уже начался. Надо с кем-то знакомиться. Зачем терять драгоценные отпускные минуты.

Вот и достойный объект атаки — стюардессы. 

- Девушка, — обратился Сергей, — скажите, а до Турции топлива хватит? 

Кисло улыбнулась стюардесса плоской шутке. В те времена частота угонов самолетов конкурировала с частотой полетов в космос.

Самолет посадили в Ульяновске. Игорь сразу почуял неладное. Недобрые предчувствия тут же оправдались. В кабине появился сержант милиции в мятых брюках и пригласил друзей последовать за ним.

В милицейской кутузке стюардесса объяснила свои сомнения тем, что при посадке в самолет эти два молодца захотели сесть вместе и, хотя места их были уже заняты, настояли на своем.

- Подозрительно, хотят лететь только вместе, — подумала она и начала прислушиваться.

Парни разговаривали про Японию. Ее подозрения усилились. А потом еще эта фраза про Турцию…

Выполнив свой гражданский долг, стюардесса наотрез отказалась лететь дальше с подозрительными пассажирами, о чем тут же написала заявление. Командир грузинского экипажа вынужден был выбирать. Он должен был оставить в Ульяновске взвинченную донельзя бдительную стюардессу-грузинку или уральских охламонов-шутников. Как настоящий грузин, он выбрал второе.

Поняв, что их окончательно снимают с рейса, друзья возмутились.

- Если уж нас всерьез принимают за угонщиков, то почему самолет продолжает полет? А вдруг на борту сообщники… бомба.

Последнее слово оказалось роковым. Полет отменили, ввели в действие соответствующий оперативный план.

Допрашивали все: милиция, прокуратура… Обыскали с ног до головы. Багаж перетрясли. У Сергея в сумке две металлических банки. Это никого не удивило. В период дефицита все необходимое возили с собой.

- Что здесь? — потрясли одну банку.

- Кофе, — отвечает Сергей.

- А здесь? — трясут вторую банку. Банка издает совсем иной звук.

- Наркотики, — спокойно отвечает Сергей.

Вскрыли банку. Сахар. И сахар с собой возили, где ж его по очередям покупать, в отпуске время дорого.

Удивление ментов вызвал приличных размеров японский магнитофон, символ крутизны тех времен и неизменный спутник Сергея.

- Спекулировать собрались? — заподозрили блюстители порядка.

- Где? В Турции? — возмутился Сергей.

Ну как объяснить им, что благодаря этой штуке процесс знакомства и сближения с женским полом невероятно сокращается. Липнут девчонки к музыке, и на пляже поближе к ней размещаются, и в номер послушать тихую музычку идут, и ночью на морском берегу…

О многом за двое суток допросов парням рассказать пришлось, на многие вопросы ответить:

- Почему самолет пытались угнать, где бомба, зачем стюардессу запугивали, кто сообщники…

Дело было настолько важным, что к нему подключились сотрудники ≪конторы≫, то есть Комитета государственной безопасности.

Повезло парням. Среди допрашивающих оказался разумный майор КГБ. Понял, что отпускники ни на чем погорели. Не стал на них выслуживаться. Умял дело. Парней не в тюрьму, а на очередной рейс посадил. Из двадцати дней долгожданного отдыха всего три в каталажке провели.

После удачного взлета стюардессы раздали газету ≪Труд≫ со статьей ≪Двое в самолете и стюардесса≫ и с интересом на героев поглядывали. Добились-таки парни к себе внимания.

- Мальчики, а вы, правда, самолет в Турцию пытались угнать? — поинтересовалась привлекательная стюардесса.

- А мы еще и не отказались от своих намерений, — гордо заявил поседевший за последние дни Сергей и тут же получил пинок от своего соседа.
 

 В восьмидесятые годы поездку во Францию можно было спокойно считать неосуществимой мечтой. Если кто-то в тусовке произнес бы магические слова:

- Когда мы были в Париже…

В общем, для молодого человека поездка в Париж гарантировала горящие глаза девушек и их внимание. Он становился если не полубогом, то суперменом. Он был в Париже…

Вечером Олег проснулся оттого, что кто-то тряс его за плечи.

- Оле-ег, Оле-ег! Проснись! У меня растут рога! — узнал он голос своего друга Николая.

- Коль! Хорош шутить! Тошно мне. Дай поспать!

- Оле-ег! Я не шучу, точно растут рога. Пощупай!

В полудреме Олег провел рукой по голове друга. Сон начал проходить. Рога не рога, но один огромный рог на голове Николая точно прощупывался.

- Допились, — подумал он.

- Может, на тебя французская кухня так влияет, или жене домой позвони, узнай новости, — пошутил он.

Но шутки шутками, а рог явно существовал, и Олег сделал над собой усилие, чтобы проснуться.

Проснуться было нелегко. Так получилось, что сегодня за обедом француженка из общества дружбы Франция-СССР принесла бутылку с какой-то жидкостью и находящейся в этой жидкости, то есть внутри бутылки, грушей. Все порассуждали, каким образом в бутылку можно затолкать грушу, а хозяйка рассказала, что отец вырастил грушу внутри бутылки и приготовил удивительный напиток, который она теперь хочет выпить за дружбу между двумя странами.

Как ни странно, но особого интереса к этому предложению со стороны русских не наблюдалось. Большинство еще еле отошли от вчерашней вечерней гулянки и морально готовились к сегодняшней.

Сложно понять, какие мотивы движут человеком, когда он решает напиться, особенно когда подобное решение созревает утром или днем, но решение в голове у Олега возникло. Пить так пить. Тут же было заключено пари, что вся бутылка будет им выпита. Был истребован большой стакан как признак особой русской доблести. И жидкость стала перетекать из бутылки с грушей в русские внутренности. В бутылке оказался обычный вонючий самогон весьма значительной крепости, но отступать было уже некуда. В общем, ни за что ни про что, скорее из стремления понравиться переводчице, с которой уже начали выстраиваться какие-то отношения, он накачался в середине дня противнейшей самогонкой.

Одно успокаивает: владелица бутылки была довольна тем, что русские не отказались от ее угощения, и, кажется, оно пришлось им по вкусу. Ведь не так уж важно, что все угощение сконцентрировалось в одном из них.

После обеда отправились на экскурсии смотреть какие-то серые и удивительно похожие один на другой замки. День тянулся медленно, был разорван аперитивом в мэрии, и когда время наконец подошло к ужину, то есть к очередной вечерней пьянке с французскими друзьями, Олег с облегчением добрался до своей кровати и заснул.

Будили его не один раз.

Сначала пришел Николай и успокоил:

- Спи, я сказал шефу, что у тебя болит голова.

Через несколько минут пришла француженка-переводчица, ради которой Олег и напился в середине дня, и с заботой в голосе сообщила:

- Отдыхай, я сказала шефу, что у тебя проблемы с желудком.

И, наконец, эта идиотская история с рогами… Но ничего не поделаешь, надо просыпаться, и Олег начал медленно выводить себя из состояния сна. Постепенно все становилось на места. Он еще раз потрогал голову друга и не на шутку обеспокоился.

- Допились, — подумал он, — или заразу какую подхватили…

- Вспомнил, — заорал Николай. Днем подавали французский сыр…

Весь в плесени, такого в Союзе в те времена и не видывали. Обычный — твердый-то — встречали редко. Сорт был один — сыр. Называть его голландским или костромским, какая разница. Сыр и все. Правда, был еще один сорт — плавленый. Любимый сыр школьников и студентов. А тут принесли что-то в плесени да еще понарассказывали, что хороши те сыры, которые шевелятся от копошения в них червей. Посмотрел на этот сыр Николай, попробовал и выплюнул. И черт его за язык дернул:

- Если кто-то из наших съест хоть кусочек, я под столом на карачках проползу.

Олег толкнул его в бок локтем, а глазами на противоположную сторону стола показал, там девчушка из делегации этот сыр на хлеб намазывает и ест без явного отвращения, даже с удовольствием.

А Николай — человек слова. За карточным столом частенько сиживал. Молча встал, стул отодвинул и под стол нырнул. А стол-то особый. Огромный. Буквой ≪П≫. За ним тридцать человек наших и не меньше французов из общества дружбы сидят, на русских и их характер дивятся. Так, никому ничего не объясняя, прополз Николай под столом и обратно на свое место сел. Но где-то все же сильно башкой ударился, отчего вечером с ним испуг по поводу роста рогов и случился.

Обрадовались друзья, что и дома-то у них все нормально, и кухня на них французская негативно не влияет, и пошли дальше дружбу с французами укреплять.

Поездки за рубеж были наградой. И награда эта распределялась через комсомольские организации.

В центральном районе города обнаружилась странная статистика. На сорок тысяч комсомольцев в год выделяли всего двадцать путевок, а по результатам года выезжавших оказывалось более четырехсот.

Заинтересовали эти цифры нового второго секретаря. Второй секретарь — это второй человек в районной комсомольской организации, к тому же за идеологическую работу отвечающий. Решил он правильную идеологию выработать, в вопросе этом разобраться. Кто получает путевки за рубеж, кто решение об этом принимает, как на это решение повлиять можно…

- Все, что свыше двадцати, — разъяснили ему в обкоме, — это горящие путевки. Если вдруг кто-то из сельских районов отказывается, то путевки экстренно перераспределяются в город. Отчего твой район даже выигрывает и получает значительно больше остальных, как центральный и самый крупный.

Но не все так просто. Причина, конечно же, была в другом.

На учете в центральном райкоме — почти все вузы города. А вузы — это студенты. Студенты — это чьи-то дети. Например, дети тех же партийных функционеров. Получить путевку по общим правилам сложно, почти невозможно, статистику можно посчитать, поделив двадцать выделенных путевок на сорок тысяч комсомольцев в районе. А кому, как не детям сильных мира сего, их друзьям и знакомым, за рубеж на отдых ездить! Вот соотношение и было двадцать к четыремстам. Двадцать — по-комсомольски, а четыреста — слева, ≪белая кость≫.

Опасное дело задумал секретарь. Дураком прикинулся. Взял да и разослал по всем комсомольским организациям района перечень путевок и предложил заявки подать. Есть, к примеру, в райкоме одна путевка в какую-то страну, а заявок сорок. Все хотят путешествовать. Создал очередь. Очередь в то время — обычное дело. Утвердил эту очередь на бюро райкома, да еще и решение протащил, что он сам, единолично, не имеет права характеристики подписывать. Только по решению бюро. Расчет на то, что без этой бумажки никто, даже первый секретарь обкома партии не сможет отправить туриста за рубеж.

С системой можно бороться только системой. Идут в райком ходоки, звонят сильные мира сего, а секретарь руками разводит.

- Ничего не могу сделать без бюро райкома.

А при наличии стольких заявок от комсомольских организаций коллегиальный орган вряд ли даст характеристику человеку со стороны.

В обком его пригласили. Зашел он в кабинет заведующего бюро международного молодежного туризма ≪Спутник≫, человека, к которому поговорка прилипла: ≪волосы редки, зубы торчком, старый дурак с комсомольским значком≫.

Да, волосы были действительно редковаты, но дураком-то он не был.

Перед далеко не комсомольского возраста функционером большая такая таблица. Придет к нему правильный человек, заведующий сотрет что-то резинкой, а нужную фамилию карандашом аккуратно впишет. И все, поехал человек за рубеж. Вернее, раньше поехал бы. А сейчас не поехал: характеристику в райкоме получить не может.

- Посмотри на меня, — гладя рукой лысину, говорит главный турист, — ты что думаешь, я здесь в моем возрасте ради идеи сижу? Дураком не прикидывайся, ты всем здесь мешаешь. Как я могу секретарю обкома партии объяснить, что ты характеристику его дочери не подписываешь? Найдем на тебя управу!

Но если быть дураком и от этого не отходить, очень эффективная система получается. По крайней мере, идеологически правильная.

- Да я бы рад, но не могу, лишил меня права коллегиальный орган, — бубнит секретарь.

Как ни странно, но это противостояние продолжалось не один год. Райком стал получать путевок в десятки раз больше, так что идеологическая работа в районе наладилась.

Комсомольцы ездили за рубеж, смотрели, как там живут трудящиеся и прочие люди, привозили оттуда джинсы, продавали их, полностью окупая затраты на путевку, или гордо щеголяли в этой самой престижной в те времена одеже стоимостью в пять-шесть их месячных стипендии и были от этого безумно счастливы.

Много ли нищему надо?

К изобретенной системе постепенно привыкли, а кое-кто еще пользоваться этим научился.

Звонит радостный коллега из соседнего райкома, спасибо говорит.

- За что спасибо? — удивляется секретарь.

- Путевка понадобилась, звоню в ≪Спутник≫, — мужики, путевка в Югославию нужна позарез.

- Невозможно, — говорят, — группа сформирована. Списки утверждены уже и в КГБ на проверку отправлены. Никак нельзя!

- Как хотите, но не найдете путевки, буду с вами так же, как соседи работать… очередь официальную сформирую…, характеристики начну коллегиально утверждать, — и трубочку положил.

Не прошло и десяти минут, как раздался звонок.

- Слушай, тут случайно от двух путевок люди отказались, оформляйте быстрее и пусть едут твои люди с богом.

У каждого своя система… Идеологическая.

Восьмой пункт морального кодекса строителя коммунизма закреплял взаимное уважение в семье и заботу о воспитании детей. В результате личная жизнь членов партии и ее потенциального резерва комсомола была достоянием и заботой общественности. Любовь, а точнее, ее последствия строго контролировались. Если девушка беременела, то честный член партии или комсомола должен был создать с ней счастливую семью. А это уже любовь до гроба, ведь развод для рядового члена партии — конец партийной карьеры, а для беспартийного — невозможность вступить в передовые ряды строителей коммунизма, то есть в эту самую коммунистическую партию.

Во все времена — свои нравы?

А персональные дела, каких только среди них не было! Персональное дело возникало, когда член организации что-то нарушал, и тогда решение о его наказании рассматривалось на коллегиальном органе. Виновник стоял с торца длинного стола и отвечал на вопросы своих партийных руководителей, за столом сидящих.

Судьбу решали голосованием. Суд. Свободы не лишали, но жизнь перечеркивали навсегда.

Как-то комитет комсомола рассматривал персональное дело одного из своих членов. А член этот отличился на славу. Парень учился в политехе, жил в общежитии и дружил с такой же общежитской студенткой. Время проводили вместе, в гости он любил приходить в их комнату, хорошие девчонки, домашние. Так и подружились.

Но забеременела комсомолка и, как водится, в известность комсомольскую организацию поставила.

- Вот, мол, виновата во внебрачных связях, забеременела, рожу скоро нового члена счастливого общества, а для его воспитания отец нужен. И кто отец ребенка, тоже в известность своего комсомольского секретаря поставила.

Все бы ничего, не первый раз таким образом счастливые семьи создавали, но проблема в том, что соседка ее все то же повторила.

- Виновата, беременна, каюсь, рожу, — и на того же отца показывает.

Парень оказался не промах! Девчонки вчетвером жили, две забеременели.

И вот идет заседание комитета комсомола. Фабулу изложили…

- Ну и что будем делать? — вопрошает комсомольский секретарь.

- А что делать? Женюсь, — отвечает парень, понимающий, как должен себя вести честный комсомолец.

- Позволь, на ком? — интересуется секретарь.

Коммунистическая мораль на этот вопрос ответа не давала…

Туристическая поездка в демократическую Германию — две недели в братской стране. Стране, так не похожей на братскую. Посмотрели на стену, разделяющую город, трамвайные пути, в нее упирающиеся, зоопарк с ухоженными животными в чистых и просторных вольерах. Попили пиво прямо на улице. Немецкое пиво с немецкими сосисками. Накупили шмоток. Значимое событие, ведь, купив, например, зимние ботинки, можно было два года, с осени по весну, получать удовольствие от тепла и отсутствия сырости. Купленные джинсы, самую модную молодежную одежду, можно было носить до дыр. А можно было все это продать, не только полностью окупив поездку, но и серьезно заработав на этом. Последние дни жили на корабле, намертво пришвартованном к морскому причалу. В группе была пара молодоженов: свадебное путешествие. Всю поездку голубки ворковали — глаз радовался. Но в последний вечер на дискотеке Алекс почувствовал на себе взгляд невесты. Откровенность взгляда не вызывала двоякости толкования, и, пригласив ее танцевать, он предложил прогуляться. Оказавшись на свежем воздухе, ее губы почувствовал тут же. Времени тратить не стали, мигом — в сторону каюты. Алекс зашел первым, чтобы подготовиться к приему девушки. В каюте товарищ Витя спит на втором уровне двухъярусной кровати.

- Вить, а Вить, свали на полчасика, подружка ко мне придет.

- Сплю я уже, — бухтит Витя, — задерни меня шторками и веди свою подружку, она и не допрет, что я здесь.

Конструкция морской кровати, состоящей из двух ярусов и занимающей почти всю крохотную каюту, действительно позволяла закрыть шторками любой из ее ярусов.

Неудобно товарища напрягать. Так и поступил. Шторку задернул, невесту запустил… Снова горячие губы впились в Алекса. Чумовая девица. Ни о чем просить не надо, все понимает. Одежда на пол полетела. И как водится, в этот момент стук в дверь, — жених. Предупредили ведь добрые люди.

- Наташа не у вас?

- Приплыли, — подумал Алекс. Приятное окончание свадебного путешествия. Размеры скандала можно себе представить.

Ситуацию вытаскивает Витя своим ревом из-за занавески:

- С ума вы все посходили! Дайте поспать, ночь уже! Нет здесь никакой Наташи, и Алекс где-то шляется.

Может, за дверью это кого-то и успокоило, но Наташа просто ошалела от рева, раздавшегося из-за занавески над ее ухом.

К иллюминатору кинулась, через него из каюты сбежать пытаясь. Еле вытащили ее вдвоем оттуда. Стройная, конечно, невеста, но не настолько, чтобы через морской иллюминатор свой таз протолкнуть.

Выпроводили. Витя поворчал, поворчал и заснул, Алекса за постоянные авантюры проклиная. Алекс тоже успокоился: все обошлось!

Утром за завтраком руководитель группы с улыбкой сообщил о своем вечернем моционе.

- Прогуливаюсь я вдоль борта, а в иллюминаторе чья-то задница застряла… Ножки такие аппетитные…

- Молчи, Степаныч, — толкает его в бок Алекс.

- Не понял? — удивляется руководитель.

- Молчи, Степаныч, это была моя каюта, — шепчет Алекс, кося в сторону счастливых молодоженов, воркующих, как голубки. Дай им Бог счастья!